ОСТРОВ НАДЕЖДЫ

В федеральной тюрьме штата Индиана свершилась казнь. Возмездие настигло 33-летнего Тимоти Маквея, террориста, взорвавшего 19 апреля 1995 г. административное здание в Оклахома-Сити. Жертвой взрыва тогда стали 168 человек.

Терроризм всегда имеет идеологическую подоплеку (если это не действия маньяка). Медицина признала Маквея психически нормальным. Идеологией, стоявшей за его преступлением, была борьба с тиранией американской государственной машины.

Государство, особенно такое совершенное, как Соединенные Штаты, в значительной степени подавляет свободу своих граждан. Декларация свободы, начертанная на американском щите, не означает вседозволенности. Граждане Соединенных Штатов, конечно, имеют много прав, но в пределах, начертанных государственностью.

Каковы эти пределы? Во многом это определяется господствующей в обществе идеологии. Существует некий Американский Стандарт, и все, что отклоняется от этого стандарта, воспринимается насторожено. В случае возникновения конфликта в этом “поясе отчужденности”, государство особенно не церемонится, - то, что ему противостоит, воспринимается как чуждый элемент. Подавляющая машина включается на полную мощность. Так было в случае атаки на избушку самоудалившегося от общества расиста Рэнди Уивера. Так было и при разгроме общины сектантов Дэвида Кореша. Оба этих случая запали в сердце Тимоти Маквея, и он отомстил попирающему свободу американскому государству.

С точки зрения Маквея американское государство – зло. Отрицая его, утверждает ли он, что коммуна Дэвида Кореша несомненное благо? Право на инакомыслие – нужны ли ему ли ограничители?

Официальная Америка пугающе бездуховна, но и то, с чем она борется никак иначе, как ложной духовностью не назовешь. И в этом – основная причина трагедии. Душа томится в культуре, ориентированной на успех. Ей хочется иных берегов, иных небес. Но наиболее ярки ложные небеса простых решений. Отсюда – первый виток: в обществе рождается нечто деструктивное, но с претензией на духовность. Второй виток – естественная борьба государства с деструктивностью истолковывается как борьба с духовностью. Третий виток воплотил в себе террористический акт Маквея.

Это – чисто американское решение, решение легких путей. Как на международной арене США борются за демократию, и если, скажем, Ирак или Сербия, оказываются под прицелом в этой борьбе, гашетка нажимается без всяких размышлений на тему этичности происходящего. Аналогично действует и Маквей, недаром он воевал в Ираке. Что ему гибель “мирных” граждан, ставки слишком высоки – личная свобода в Америке.

Американское государство не могло не казнить Маквея. Иначе оно бы признало справедливость его борьбы. Но то, как это сделано, сделано по-американски, и видимо, будет следующим витком спирали. Поступку Маквея сделали хорошую рекламу. Маквей имел все основания считать, что достиг своей цели – мир узнал о том, против чего он протестовал. Известность пришла по стопам смерти, но не он первый на этом пути.

Наконец, чисто в американской традиции из казни сделали шоу. Была сцена, были зрители в зале, была трансляция. Все это переводит происшедшее на нереальный план – шло кино, взрыв и смерть террориста в нем лишь эпизоды, выделенные прихотью режиссера. И в то же время, это же мифологизирует действие. Маквей отныне символ – при его личном обаянии и интеллекте отнюдь не мрачный – борьбы за свободу духа, а смерть лишь оттеняет героизм этой борьбы. Для чего, спрашивается, нужно порождать такие символы? Зачем лить воду на мельницу терроризма? – Ведь уже Герострат понимал, что публичная, громкая казнь обеспечивает более долговерчным именем, чем тихое доброе дело.

Вряд ли это просто результат недомыслия. Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно.